Жозеф Кессель. Смутные времена. Владивосток 1918-1919 гг.


Как распорядиться жизнью в 20 лет

Кессель. Ж.

Смутные времена. Владивосток 1918-1919 гг.  

Роман (Серия «Библиотека альманаха «Рубеж»). – Владивосток: Тихоокеанское издательство «Рубеж», 2012. – 144 с.


     Когда ты молод и горяч, когда тебе всего 20 лет, ты полон романтики и жажды приключений, приказ командира о формировании специального отряда добровольцев  для сопровождения французских частей в Сибирь не может не увлечь молодого летчика Жозефа.  К тому же, это шанс получить новые впечатления на родине отца, выходца из России. Русские корни словно подталкивали, тянули, неумолимо влекли на родину прародителей.

     «Мои русские корни, знание языка, сказки и книги моего детства, народные песни, прекраснее которых ничего на свете нет, - все это пробудило во мне освещенную звездами мечту…Я грезил наяву…  Мне нужна была и эта экспедиция, и эти бескрайние просторы, мне нужна была Сибирь».





      Судьба, порой, преподносит сюрпризы, неожиданности, которые впоследствии оказываются особыми знаками, указывающими на неминуемые перемены в жизни. В воздушном бою с немецкими «Фоккерами» смертельно ранен  капитан  эскадрильи, в которой еще вчера служил Жозеф. «Удар был очень сильным. Ужасным. Первый в моей жизни. До сих пор все погибшие, которых мне пришлось видеть, ничего не значили для меня. Никто из них не был важной частью меня самого… Склонившись над лицом моего капитана, невредимый, но словно похолодевший внутри, я встретился лицом к лицу со Смертью»…

Тревога поселилась в сердце…

     Близился отъезд, точнее отплытие, из французского Бреста к берегам США. «Мне было всего двадцать лет. Я был непосредственен как ребенок. Все менялось, обстановка, погода и люди, и вот отчаяние сменялось восторгом, а печаль радостью».

На исходе сил немецкая армия попросила перемирия. «Шли переговоры об условиях его подписания. Вот-вот война могла закончиться, а вместе с ней, согласно самой элементарной логике, и наше приключение».  И это произошло – перемирие подписано!

     «В этот самый момент мы отреклись и отказались от этого путешествия. Если бы это было возможно, мы бы бросились в воду, доплыли бы до набережной, до города, до людей. Главы французской миссии пытались поговорить с капитаном военно-морского флота США, командира корабля, на котором предстояло отплыть к берегам Америки. «В ответ мы услышали  - приказ есть приказ. Через час наш корабль отплывает.

Так 11 ноября 1918 года началось наше путешествие.

     Путешествие бессмысленное, вовлекавшее нас в новую войну в тот день или, скорее, в ту самую минуту, когда война практически подошла к концу».


     Бывали ли у вас мгновения, ситуации в жизни, когда все собственные силы неспособны изменить течение судьбы? Когда жизненные коллизии вовлекают вас в водоворот событий, превращая в одну из миллионных песчинок, беспомощных, неспособных повлиять на ход  истории?

     Именно в такой ситуации оказался двадцатилетний французский летчик вместе со своими попутчиками – добровольцами, следовавшими на американском корабле в Россию...

     Наконец, земля! Нью-Йорк, небоскребы в дымке тумана, статуя Свободы, Гудзонов залив…На набережных толпились люди, повсюду встречая добровольцев радостными криками. Сколько раз подобные кадры потом, гораздо позже, показывали кинотеатры и телевидение. «Мысль о том, что нас встречают как героев, даже не приходила нам в голову. Создавалось впечатление, что все жители города собрались вместе, чтобы приветствовать нас…

Нам понадобилось время, чтобы понять, что происходит. Мы – первые победители, ступившие на американскую землю. Никто не мог здесь оказаться раньше, чем мы, ведь мы отправились в путь в тот самый миг, когда объявили о перемирии. Но особенно потому, что мы были французами. А в то время, после четырех лет войны  Франция считалась великой военной державой.

     К тому же мы были летчиками. Люди, умеющие летать. Небесные воины. Мы были окружены ореолом легенды…Мы были покорителями, первооткрывателями неба. Людей, сидящих  в 1918 году в кабине самолета, было ничтожно мало».

     Дни, проведенные в Нью-Йорке, казались сном. Мы с трудом отличали день от ночи...

     Затем надо было следовать в Сан-Франциско, где «предстояло узнать о присоединении к французским, американским, английским и канадским войскам, усиленным чешским, а также венгерским, польским и румынским полками. Состояли эти полки в основном из дезертиров и беглых заключенных. Из этой армии в Сибири должен быть сформирован фронт,  и в случае необходимости оказать противодействие армии Вильгельма II, на тот случай, если бы она двинулась за Урал».

Наконец, перемирие было подписано 11 ноября. Все – экспедиция должна была окончиться здесь, на берегах Тихого океана. Никаких сомнений. Это было очевидно. Шесть недель ожидания, жизнь в подвешенном состоянии, «злоупотребления всеми безумными развлечениями, которые жизнь неожиданно нам подарила»...

     Пришедшее из генштаба предписание позволяло продолжить миссию. Но перед самым отправлением стало известно,  что наши самолеты только были отправлены из  Франции. Впереди – Владивосток.

     Путь во Владивосток лежал через Тихий океан, он длился  около месяца.

     Интересны лаконичные строки, описывающие Японию, остановка в которой была последней на пути во Владивосток. «Перед нашим взором возникали, увеличиваясь многократно, образы, сошедшие с гравюр и почтовых открыток: люди, одетые в кимоно, гора Фудзияма, курума, люди, впряженные в маленькую двухколесную повозку. Храмы и,  наконец, Внутреннее море (Японское море), его маленькие сказочные острова, маленькие домики, маленькие поля, небольшие бамбуковые леса, миниатюрные буйволы, маленькие люди на берегу…

     И вдруг все изменилось, чудесная картинка исчезла, как по щелку хлыста. Корабль и мир. Небо и свинцового цвета вода. Даже барашки от волн были серого цвета…».

     Жизнь, словно мольберт художника, расцвечена разными красками... Но, миновав просторы Тихого океана, молодой француз попадает в иную вселенную, другую планету. Именно так он назвал Владивосток того времени. «Тусклый цвет, замерзший порт, корабли в тисках льдов; на набережных китайские кули, одетые в лохмотья и копошащиеся, словно черви.  Все: небо, лед, дома, люди – все было серого цвета, все было мрачным и грязным…

     Владивосток…Владивосток… По-русски: Властелин Востока. Так назвали город его создатели…».

Первое впечатление от встречи с городом – разочарование: «Вряд ли когда-нибудь столь страстное ожидание заканчивалось подобным разочарованием. И это Властелин Востока? Жалкий провинциальный городок в глухой местности…Грязный снег.  Мрачные ветхие домишки. Ни одного проспекта или приличной улицы.  А вдоль скорбных фасадов неторопливой поступью проходили патрули, при этом все солдаты были одеты в разную форму. Какой удар по моим мечтам! Какое падение в реальность!

     Но сильное разочарование – эта заброшенность и неустроенность – открывало чудесную возможность окунуться в иную жизнь, отличную от той, что мы вели совсем еще недавно…».

     В сером мире Владивостока память молодого французского летчика, словно прожектор, выхватывает наиболее запоминающиеся моменты,  самые яркие картины.


     - Французская миссия во Владивостоке размещалась в музее этнологии (этнографии), археологии и естественной истории (ныне это здание музея им. Арсеньева по ул. Петра Великого). Французским офицерам приходилось работать в довольно экзотической обстановке – среди скелетов гигантских китов, чучел сибирских тигров - самых крупных в мире, стрел, сделанных из костей, и прочей утвари каменного века.

    - Японцы контролировали порт Владивостока, чехи удерживали железную дорогу. Поражает история чешских батальонов, волею судьбы оказавшихся на бескрайних сибирских просторах России, погруженной в пучину Гражданской войны, к которой  чехи не имеют никакого отношения.  «Японцы  и чехи, две силы, великолепно организованные, надежные и эффективные.

    Но в остальном – беспорядок, несогласованность, беспредел и полный кавардак», - так прояснили ситуацию находившиеся здесь офицеры. «Собрав людей с четырех концов света во имя борьбы с призрачным врагом, но теперь сложившая оружие, эта противоестественная экспедиция представляла собой невероятную смесь. Словно над ней колдовал какой-то безумец».

     - «А отряды красных партизан вели свою войну, нескончаемую и жестокую».

     - На вопрос только что прибывших офицеров: «А что во всем этом будем делать мы?», был дан ответ: «…Будете наблюдать со стороны…Для начала за прибытием ваших самолетов».

- Знание русского языка определило судьбу Жозефа во время пребывания во Владивостоке - предстояло найти груз (оружие, боеприпасы, теплые вещи), найти вагоны, найти машинистов и отправить состав в Сибирь. В Омск.  В хитросплетениях российских железных дорог, вокзалов, бесконечных циркулярах,  вороватых чиновниках, служащих на дороге, выполнить эту труднейшую задачу предстояло  с помощью…набора документов для предъявления гражданским и военным властям Владивостока, огромной суммы денег и револьвера.

     «Боеприпасы, оружие, провизия, вагоны, локомотивы, начальники депо, начальники поездов, механики. Короче говоря, люди и вещи – мы должны были все купить, а также подкупить всех и вся, иначе задание не выполнить. Но сделать это надо не по рыночным ценам. Тут и бюджета целого государства вряд ли хватило бы. Придется прибегнуть к взяткам».

Россия, Владивосток  того времени -  «повсюду царили нищета, беспорядок и отчаяние».

     - «Я мог бы рассказать о портовых притонах, пахнущих водкой и преступлениями, о китайских трущобах, где среди грязи и паразитов ютились голодные кули. Они тысячами переезжали сюда, тайно пересекая границу…»

     - Вокзал Владивостока… «При ближайшем рассмотрении вокзал производил весьма благоприятное впечатление…Но вокзал был источником зловония, который просто сбивал с ног. Отвратительный до тошноты запах».  Самое ужасное было еще впереди: «От двери до самых дальних уголков зала пол был устлан густой отвратительной массой, мягкой, рыхлой, похожей на торф или трясину. Никто не знал, жива ли она или мертва…  Мне понадобилось много времени, чтобы различить в этой массе, покрывавшей все пространство зала …человеческие тела, переплетенные, связанные между собой».

     Невозможно без ужаса читать строки: «…Эти люди были на краю…дальше пустота. Они бежали от красных, белых, пожаров, грабежей, безумных до неправдоподобия новостей. Крестьяне, буржуазия, ремесленники – никто не смог преодолеть препятствие, ставшее для них концом всего: океан. И тогда они пришли на последний в их путешествии вокзал и остались здесь». На вокзале не топили, но здесь можно было прижаться к соседу. Это была последнее убежище несчастных людей – у края надежды, на краю света».

      Поражают мысли молодого человека, перед глазами которого – умирающие люди. «Начинать подобным образом было действительно нелегко. Но даже самое тяжелое испытание иногда несет в себе противоядие…я начал в аду. Это закалило меня и сделало толстокожим. Я видел худшее, что только может быть».

     - В поисках вагонов для перевозки груза на одном из путей обнаружился одиноко стоящий товарный поезд. Это были теплушки – исконно русское «изобретение», если так можно было назвать вагоны для перевозки только грузов, но превращенные в вагоны для пассажиров – многоярусные кровати одна над другой до самой крыши, посередине – печка с огромной трубой, конец которой выходил наружу. Многие километры пути приходилось преодолевать самому бедному люду в таких вагонах.

    С трудом распахнув дверь одной из теплушек, Жозеф едва удержался на ногах от зловония, смрада, идущего изнутри вагона – трупы обитателей теплушки были на всех кроватях. Пятясь в ужасе назад, открывая автоматически второй, третий, пятый, шестой вагоны – молодой офицер обнаруживал трупы, трупы, трупы…

    И вдруг, в одном из вагонов раздался очень  слабый, приглушенный, буквально тлеющий голос, он словно доносился из подземелья. На одной из лежанок женщина шептала в бреду, вспоминала мужа, детей…»Она часто дышала, урывками вдыхая воздух, отравленный запахом разлагающихся трупов…Платок, лоб, щеки, губы – кишмя кишели вшами…» Это был настоящий ужас, панический страх…. Эпидемия тифа в те времена косила целые поезда. «Трупы сжигали, вагоны – нет. Вагоны были жизненно необходимы». Что происходило потом – нетрудно догадаться.

     Молодой французский летчик пишет о том, что он был обречен жить, не имея возможности хоть что-то изменить, жить посреди хаоса, грязи, несчастий и смерти, сумев при этом сохранить в себе чувства стыда и жалости.

     - Случайная встреча  на вокзале с офицером  из армии Семенова.  Атаман Семенов, хозяин Читы. Бог Гражданской войны… Простой унтер-офицер из казаков Приамурья, уйдя два года назад в сопровождении всего семи человек, преследуя красных партизан, сумел сформировать сначала сотню обычных вооруженных грабителей, а затем – банду, и, наконец, армию. В этой армии Семенов провозгласил себя атаманом.

     Офицер из армии Семенова был примерно одного возраста с Жозефом.  «Высокие скулы, удлиненное лицо, жесткий подбородок, а губы и глаза – невероятно бледного цвета. И во всем его облике надменность и равнодушие ко всему, почти нечеловеческое равнодушие». Он, умело орудуя плетью, нещадно хлестал своего подчиненного на глазах у француза. Плеть, словно верткая  змея, этот безжалостный хлыст в  руках семеновца становился страшным оружием,  с помощью которого он наказывал всех за малейшее неповиновение своим приказам.

     Знаки отличия летчика военно-воздушных сил Франции на шинели Жозефа привлекли внимание человека из банды Семенова. Осмотрев иностранца с ног до головы,  он даже попытался с ужасным акцентом заговорить по-французски. Услышав ответ на русском языке, увидев уверенный, спокойный взгляд молодого иноземца, торжественно пригласил его в гости от имени людей атамана.

     Как быть? Видя звериное отношение семеновского офицера к ослушавшимся, наблюдая его упоение своим господством над людьми, неспособными  оказать  какой-либо отпор, Жозеф все же принимает приглашение.  Жажда приключений, присущая молодости, победила осторожность, мудрость. Согласие было дано.

     - В пристанище семеновцев «…я оказался на земле пропащих людей, на пиратском корабле со всеми его сокровищами.      Я ничего не выдумываю. Так и было…

     Существующая вне закона армия Семенова устроила себе пристанище из бронированного поезда, логово. И какой кричащей роскошью они себя здесь окружили!

Персидские ковры, китайская парча, шелка из Бухары и Самарканда, шкуры медведей и тигров из тайги, великолепные иконы, дорогое оружие….

     А посреди великолепных трофеев – казачьи офицеры, грубые черты, неприятные физиономии…

 Их было около двадцати… Они осмотрели мою униформу, их глаза изучали меня с головы до пят. А во взгляде – недоверие, злоба, презрение»… Узнав, что перед ними  - летчик, неприязнь сменилась любопытством, желанием прикоснуться к значкам на форме.

     Потом начался праздник. «Денщики с внешностью разбойников, но великолепно одетые так и рассыпались в обращениях «ваше благородие», подносили нам то и дело на тарелках золоченого серебра копченую рыбу и черную икру, пирожки с капустой, семгой, мясом. Вино текло рекой… Время шло…

     И вдруг – новая встреча с командиром бронированного поезда, одним из лучших офицеров в армии Семенова. Бывший каторжник, с вырванными ноздрями, ныне полковник, он не ведает ни страха, ни жалости…

     Удивительно было увидеть в его огромных руках гитару. Проведя пятнадцать лет на соляных рудниках, прежде чем удалось бежать, он любил петь.

     Вечные песни о вечном. О слезах и кутежах. О бунтах и жалобах. О кандалах и побегах. Тысячи людей распевали эти песни в течение многих веков на золотых и соляных рудниках. Да и он сам, полковник армии Семенова, хозяин бронированного поезда, пел их тысячи раз. И всегда под рукой у него была эта гитара, простенькая, старая, чиненная-перечиненная…

     Как,  должно быть, он ее любил, его единственную надежду и его спасение. Сколько в нем терпения, нежности, чтобы приучить, приручить семь струн к своим рукам душегуба…

    Гитара была единственным его компаньоном – людей он ненавидел. Не было у него и собеседников – красиво говорить он не умел. Он любил власть, именно гитара давала ему власть над самыми грубыми, жестокими и бесстрашными людьми, власть большую, чем могли дать его кулаки»…

     - Посещение «Аквариума» - русского ночного клуба Владивостока. Высокий округлый потолок, украшенный резвящимися нимфами и сатирами. Тяжелые хрустальные люстры. Безумство золота, кованых украшений, резного дерева.

    - Трудно не влюбиться в 20 лет. Это произошло с нашим героем. Но любовь эта  - к хрупкой печальной русской девушке Лене, артистке, обитающей в ночном клубе, поющей и продающей себя, чтобы как-то существовать, - быстро вспыхнув, так же быстро потухла. Уловив, почувствовав  мимолетное внимание к себе, она рассказала свою историю…Эта девушка ничего уже не ждет от этого ужасного мира, она держится исключительно благодаря несломленной гордости…

Отношения, не начавшись  серьезно, завершились. В конце повествования одна мысль пронзает Жозефа – «у жизни нет никакого права причинять боль кому бы то ни было».

    - Много в книге воспоминаний о русской музыке. «А эта музыка, отзывавшаяся в самых глубинах моей души, эти слова,…эти песни о радости дикой, полной отчаяния, радости безграничной и мучительной, - эти песни давно стали частью меня».

     Свою историю молодой француз прерывает словами: «Это уже не мелодрама. Это месиво из простых душ, каша, тесто, сделанное из разбитых сердец. Но…все действительно так и было».


     Счастье улыбнулось – Жозеф возвращается на родину!  Он случайно узнает, что добровольцев отправляют домой…

Вечеринка по поводу отъезда «стала праздником, я благодарил судьбу, отдавал ей почести…Это был только мой праздник, так я прощался с людьми, ночевавшими на вокзале, с кули, с казаками полковника без ноздрей, с тифозными теплушками, с «Аквариумом».

     «Утро! Мой корабль!...Я думал, что упаду, когда поднимался на мостик…Когда очутился в своей каюте, я увидел из иллюминатора, как скрытая туманом цепочка крошечных домов, прижавшихся друг к другу, исчезала из вида, а вместе с ними исчезали и берега Азии. В этом городе несколькими днями ранее мне исполнился двадцать один год».


     Небольшой по объему роман – «Смутные времена» - воспоминания молодого французского летчика Жозефа о своей юности, о Владивостоке в эпоху революции. Повествование очень динамичное, насыщено колоритными описаниями людей и событий. Воспоминания искренни, пронизаны задором молодости и несвойственной юности интуитивной мудростью, наблюдательностью, тонким пониманием человеческой души.


     Приглашаем Вас посетить отдел краеведения городской библиотеки им. А.Д. Старцева, где можно познакомиться с книгой Жозефа Кесселя «Смутные времена. Владивосток 1918-1919 гг.»


   


Заведующая отделом краеведения

Сидоренко М. Н.